Оба спорщика выжидательно посмотрели на лежавшего в кровати маршала. Ещё до высадки в Крым, Сент-Арно, как и многие другие военные экспедиционного корпуса, болел дизентерией, которая основательно подкосила его силы. Сильно страдая от обезвоживания организма, маршал был вынужден проводить совещание, лежа в кровати, возле которой стоял ночной горшок. Измученный непрерывным урчанием в кишках и дикими спазмами, больше всего на свете он хотел заснуть, но железная воля старого солдата не позволяла ему расслабиться в ответственную минуту.
- Ваши споры совершенно напрасны господа - хрипло произнес больной, с трудом приподнявшись от множества подушек, заботливо подложенных за его спину адъютантом - и решить, кто из вас прав или нет, можно только узнав, ждут нас русские на своих северных укреплениях или нет. Поэтому приказываю отправить конную разведку к Севастополю или добыть эти сведения иным путем. Как хотите.
- Но так мы потеряем массу времени, а для врага каждый час подарок! - попытался возразить Канробер, но маршал был непреклонен.
- В словах лорда Раглана есть много здравого смысла и логики. Привезите мне сведения, что моих солдат не встретят фугасы и шрапнель, и я тут же отдам приказ о штурме Севастополя. Тут же, но не минутой раньше! - выкрикнул маршал и в изнеможении опустился обратно на подушки.
Выслушав волю своего командующего, присутствующие на совещание офицеры уже собрались расходиться, как полог палатки откинулся и внутрь торопливо проник адъютант Раглана майор Даунинг.
- Прощу прощение господа, но только, что в наш лагерь прибыли татарские беженцы из-под Севастополя. Они говорят интересные вещи - произнес запыхавшийся майор. Он взял небольшую паузу, чтобы вдохнуть воздуха, чем самым вызвал сильный гнев у Канробера.
- Ну и что дальше!? Докладывайте, черт вас подери!!!
- Перебежчики говорят, что русские ждут нас на своих северных позициях генерала.
- Ерунда! Два дня назад те же перебежчики говорили мне, что северных укреплений Севастополя не существует. Не могли же они, возвести батареи, оснастить их орудиями и отрыть траншеи за столь короткий срок!
- Успокойтесь генерал! - осадил своего оппонента лорд - что ещё говорят перебежчики?
- Для усиления своих северных батарей, русские полностью разоружили три корабля. Туда же направлены все флотские экипажи, а сами корабли с целью недопущения прорыва нашего флота в гавань Севастополя, затоплены на входе в бухту.
Гул удивления и недоверия вихрем пронесся по палатке маршала, но он немедленно был пресечен лордом Раглана.
- Это действительно так, господа - подтвердил слова майора британский фельдмаршал - я получил сведения о затоплении русскими кораблей час назад и не решился довести их до вашего сведения, посчитав их малоубедительными и нуждающиеся в проверке.
- Но может быть перебежчик специально подослан русскими!? - не сдавался Канробер - его надо хорошенько проверить и допросить с пристрастием.
- Это уже сделано господин генерал - быстро произнес Даунинг. - мы обратились за помощью к нашим турецким друзьям и они удостоверили личность перебежчика. Это Али-Хасан, один из лидеров непримиримых крымских татар. Он давно сотрудничает с турецкой стороной, и говорить о его сговоре с русскими просто смешно.
Француз ещё пытался найти весомые контраргументы против сведений, принесенных перебежчиком, но измученный маршал вновь приподнялся от подушек и решительно произнес, пресекая возможность Канроберу продолжать спор:
- Решено господа, приказываю идти на Балаклаву. Да поможет нам Бог.
Как оказалось в последствии, союзники совершили большую ошибку, отказавшись от нанесения удара по слабым, северным позициям города. Перебежки ошибочно приняли бурную деятельность Тотлебена по возведению укреплений за их готовность к отражению штурма и тем самым серьезно изменили почти весь ход войны.
Ударь союзники по Севастополю сразу, и трудно было бы предполагать, выстоял бы город под ударами их войска, а если бы выстоял, то какой ценой и как долго бы длилась его героическая оборона. Так это или иначе, но в лице лорда Раглана судьба преподнесла русским щедрый подарок.
Конные разведчики непрерывно докладывали Ардатову о передвижении главных сил врага. Они наблюдали за противником издалека. Когда стало ясно, что враг выбрал южное направление, и будет двигаться по горным дорогам, Ардатов отправился к Корнилову с предложением атаковать врага, выгодно используя выпавший шанс.
К удивлению графа, адмирал вежливо выслушал его предложение, поблагодарил за ценные сведения и : отказал.
- Вы в праве обижаться на меня ваше превосходительство, но дать вам солдат для проведения боевой операции с сомнительным результатом никак не могу.
- Но ведь таким образом мы сможем не только выиграть время, но и задержать врага, нанеся ему определенный урон, тогда как у него каждый солдат на счету - не сдавался граф.
- Ничем не могу помочь. У меня они тоже все на счету и других нет - отрезал Корнилов.
- Жаль. Очень жаль, Владимир Алексеевич, что мы так и не нашли общего языка - разочарованно произнес Ардатов.
- Мне тоже очень, Михаил Павлович, но никак не могу - сдержано произнес Корнилов, ожидая продолжения неприятного для себя разговора, Ардатов не стал давить на адмирала.
- Всего доброго! - устало произнес Ардатов, медленно направляясь к выходу из кабинета Корнилова.
- Всего доброго - растеряно ответил моряк, не ожидавший, что царский посланник так просто отступится от своего предложения.
Возможно, Ардатов и поступил бы точно так, как и ожидал от него Корнилов, продолжая оказывать давление, ссылаясь на своё положение и упирая на близость к императору. Это делал бы любой другой на его месте царский посланник. Однако, получив отказ от моряка и увидев его праведные глаза, Ардатов вдруг осознал, что в глубине души уже был готов получить подобный ответ.
Как и светлейший князь,сам ранее бывший командующим Черноморского флота, был против проведения атаки брандерами, так и Корнилов, отрицательно относился к нападению на пехоту союзников из засады, считая невозможным принесения нового в устоявшиеся каноны ведения войны.
Осознав этот досадный антагонизм судьбы, Ардатов решил действовать на свой страх и риск, ограничившись только силами казачьей сотни, которую Меньшиков выделил ему для охраны собственной персоны. И вновь, как и в реализации своих морских идей, граф сознательно сделал ставку исключительно на добровольцев.
К огромной радости Михаила Павловича ни один из казаков не отказался от участия в деле, после того как он громко и во всеуслышание объявил донцам о своих намерениях. Все они, как один, шагнули вперед, не задержавшись ни на секунду для раздумья.